Читаем без скачивания Ночная битва [Сборник] - Генри Каттнер

Карневан собрался с мыслями и заговорил. Говорил он хорошо. Его рассказ был весьма убедителен, он сам почти поверил в то, что Диана — это миф, что вся эта клевета вымышлена каким-то его врагом. В конце концов после долгой внутренней борьбы миссис Мардрейк капитулировала.

— Не должно быть никакого скандала, — заявила она наконец. — Если бы я считала, что в словах этой женщины кроется хоть зерно правды…

— У человека моего положения неизбежно есть враги, — заметил Карневан, напоминая тем самым, что он — рыбка, ради которой стоит забросить удочку.

— Ну, хорошо, Джеральд. — Женщина вздохнула. — Я попрошу Филлис, чтобы она вас приняла. Подождите здесь.

Она выплыла из комнаты, а Карневан едва подавил улыбку. Впрочем, он знал, что с Филлис ему так легко не справиться.

Она вышла не сразу, и Карневан понял, что миссис Мардрейк трудно убедить дочь в его порядочности. Прохаживаясь по салону, он вытащил было сигарету, но, оглядевшись по сторонам, тут же спрятал ее. Какой чопорный дом!

Взгляд его привлекла толстая семейная Библия, лежавшая на пюпитре. Не найдя лучшего занятия, он подошел к ней и открыл наугад. В глаза бросились строки:

«Если некий человек поклоняется злому и изображению его, и клеймо его принимает на свой лоб или в руки свои, должен он сорвать гроздья гнева Господнего».

Карневан машинально поднял руку и коснулся лба. Впрочем, он тут же рассмеялся — суеверие! Да, но ведь и демоны — тоже.

В этот момент в гостиную вошла Филлис с миной мученицы, которой не постыдилась бы героиня Лонгфелло, Эваджелина из Аркадии. Сдерживая безумное желание отвесить ей пинка, Карневан потянулся к ее руке, но безуспешно, поэтому просто прошел за девушкой к дивану.

«Пуританизм и воспитание в духе десяти заповедей имеют свои отрицательные стороны», — подумал он. Вскоре это стало еще более очевидно, когда спустя несколько минут Филлис все еще не была убеждена в невиновности Карневана.

— Я не все рассказала матери, — тихо произнесла она. — Эта женщина говорила такие вещи… Что ж, теперь я вижу, что она не лгала.

— Я тебя люблю, — невпопад пробормотал Карневан.

— Нет, не любишь. Если бы любил, никогда не связался бы с этой женщиной.

— Даже если это случилось до того, как мы познакомились?

— Я могу многое простить, Джеральд, — сказала она, — но только не это.

— Тебе нужен не муж, — заметил Карневан. — Тебе нужна статуя.

Пробиться сквозь ее ледяное ханжество было невозможно. Карневан потерял контроль над собой, он убеждал и умолял Филлис, одновременно презирая себя. Из всех женщин на свете его угораздило влюбиться в самую закоснелую пуританку. Ее молчание доводило его почти до истерики, и он с трудом сдерживался, чтобы не потрясти грубыми ругательствами благочестивую атмосферу гостиной. В его понимании Филлис чудовищно унижала его, что-то в нем отчаянно корчилось под ударами, от которых он не мог уклониться.

— Я люблю тебя, Джеральд, — выдавила Филлис, — но ты меня не любишь. Я не могу тебе этого простить. Пожалуйста, уйди, пока окончательно все не испортил.

Он выбежал из дома, кипя от ярости и больной от мысли, что не сумел справиться с собой. Филлис, Филлис, Филлис! Непоколебимая скала, холодный айсберг. Ей были чужды человеческие порывы, в груди ее никогда не жили никакие чувства, разве что эти… заученные, изысканные, как кружевная салфетка. Фарфоровая кукла, ожидающая, что весь мир тоже будет из фарфора. Карневан стоял у машины, дрожа от злости, и больше всего на свете желал ранить Филлис так же больно, как она ранила его.

В машине что-то шевельнулось. Это был Азазел в своей темной накидке, плотно закрывающей тело, и с белым равнодушным лицом.

Карневан махнул рукой назад.

— Эта девушка, — прохрипел он. — Она… она…

— Можешь не говорить, — отозвался Азазел. — Я читаю твои мысли и сделаю, как ты хочешь.

Демон исчез. Карневан забрался в машину, сунул ключ в замок зажигания и с яростью нажал стартер. Когда машина трогалась с места, из дома, который он только что покинул, донесся пронзительный крик.

Он остановил машину, помчался в дом…

По мнению спешно вызванного врача, Филлис Мардрейк пережила серьезное нервное потрясение. Причина оставалась неизвестной, но это могло быть следствием разговора с Карневаном, который, впрочем, не делал ничего, чтобы опровергнуть эти домыслы. Филлис просто лежала и судорожно вздрагивала, глядя перед собой остекленевшими глазами. Время от времени с губ ее срывались слова:

— Накидка… А под накидкой…

Она то смеялась, то кричала истерически, пока силы не покинули ее.

«Все будет в порядке, — сказал врач, — но для этого нужно время». Пока Филлис отвезли в частную лечебницу, где у нее началась истерика при виде доктора Джосса, который оказался лысым. Правда, она все реже вспоминала о каких-то накидках, и вскоре Карневану разрешили навещать ее. Она сама попросила об этом. Все щекотливые вопросы были улажены, и Филлис даже готова была признать, что ошибалась.

 Решили, что она выйдет за Карневана, когда окончательно придет в себя. Но ни о каких приключениях на стороне, конечно, не могло быть и речи.

Ужас, который она увидела, опустился на дно ее разума и появлялся оттуда только в бреду или в ночных кошмарах, часто мучивших ее. Карневан был рад, что она не забыла Азазела. В последнее время он часто виделся с демоном, претворяя в жизнь свой коварный и жестокий план.

Началось это вскоре после нервного срыва Филлис, когда Диана атаковала его звонками. Поначалу Карневан отделывался от нее обещаниями, но потом до него дошло, что это она ответственна за состояние Филлис.

Справедливость требовала, чтобы и она понесла наказание, причем о смерти речи не было. Умереть — это слишком просто. Например, Эли Дейл был уже смертельно болен менингитом. Лучше всего была бы утонченная кара — пытка вроде той, которую пережила Филлис.

На Карневана, когда он вызывал демона и давал ему инструкции, было неприятно смотреть.

— Постепенно, шаг за шагом, она должна скатываться к безумию, — говорил он. — Пусть у нее будет время понять, что с нею происходит. Устрой ей серию необъяснимых происшествий. Я дам тебе более точные указания, когда разработаю их. Однажды она сказала мне, что ее нелегко испугать.

Карневан встал, чтобы налить себе выпить. Предложил он и демону, но тот отказался.

Азазел сидел неподвижно в темном углу комнаты, поглядывая иногда в окно, туда, где далеко внизу раскинулся Сентрал-парк.

Карневану вдруг пришла в голову некая мысль.

— Что ты обо всем этом думаешь? Демоны по определению злы. Тебе доставляет удовольствие причинять людям страдания?